Официальный сайт Марианны Алферовой

Пейзаж с озером Нево

Марианна Алферова

1 | 2 | 3 | 4

       Ступая по перекрестьям решетки, Рем сделал два шага вперед и протянул Женьке руку. Она попыталась шагать, как Рем, но поскользнулась, и одна нога провалилась вниз. Тут же кто-то из страшасиков присосался к лодыжке. Женька взвизгнула от ужаса.
       - Тихо! - зашипел Рем и, схватив Женьку за локти, с силой рванул наверх.
       Сорвавшиеся присоски громко чмокнули, и Женька невольно оказалась в объятиях Рема.
       - Человека они могут сожрать минут за двадцать, - сказал он и поставил Женьку на широкую “полосу безопасности”, проходящую в центре решетки.
       Затем Рем взял поросенка и, опустившись на колени, осторожно поднес безжизненную мордочку к мерцающим в полумраке щупальцам. Страшасик приоткрыл рот, слабо пискнул и ухватился губами за щупальцу. Было слышно, как он урчит, заглатывая воду. Женька облизнула пересохшие губы. Вот она, вода. Близкая и недостижимая. А что, если попросить страшасика: “Дай пару глотков...” Вдруг он поймет? Вдруг?..
       Женька уже готова была приникнуть губами к щупальцам, но тут решетка тревожно загудела. Женька оглянулась: две темные фигуры перелезли через барьер и двигались к ним. Оба человека были в модных ныне комбинезонах цвета хаки, поверх которых горбились ватные фуфайки. Один нес объемистый мешок. Этого, с мешком, Женька и Рем узнали сразу. Впрочем и второй, идущий налегке, Рему был знаком, и потому Рем поспешно прикрыл поросенка Женькиной штормовкой.
       - Рем Иванович, никак ты уже здесь, друг мой, - послышался тонкий голосок Вальки-Водника. - Я тебя, друг мой, всегда уважал за сообразительность.
       - И ты за водичкой никак, - отозвался Рем, пытаясь попасть в тон, но у него ничего не получалось.
       Вот с Женькой или Коляем, волокущем тяжелый мешок - тут все понятно: тон уверенный, насмешливый, и взгляд свысока. Да и с Валькой тоже надо говорить уверенно, но тут совсем другая уверенность - оборонительная, защитная...
       - Только что дойка была, звери пустые, - напомнил Рем, так и не найдя нужной интонации.
       - Ну и что? - Валентин вытащил из-под фуфайки полиэтиленовый мешок с белым порошком - тот самый, что дал ему Рем. - Они мне сейчас все на свете отдадут. Что у них есть. И чего нет - тоже. Николаша, ты не стой столбом, доставай доильник, - и он сыпанул вниз белого порошка, приговаривая “цып-цып-цып”.
       Страшасики под решеткой тяжело и шумно задышали. А Коляй, делая вид, что с Ремом и Женькой он вообще не знаком, с деловым видом извлек из мешка нечто вроде подводного ружья, от хвостовика которого тянулся толстый резиновый шланг. Короткий звенящий звук рассек ночной воздух, и наконечник впился в воротник страшасика. Коляй старательно задергал рукоять насоса, как прежде усердно налегал на весла.
       - Осторожно тяни, миленький, осторожно, не усердствуй, а то с водичкой кровь пойдет, - наставлял Валентин. - Вишь, идет водичка, идет родимая. Недаром наши ученые в лабораториях трудятся. Польза иногда есть. А ты, Рем Николаевич, не веришь в прогресс. А зря не веришь. Нехорошо это, Рем Семенович, нельзя так. Потому и на жизнь ты смотришь мрачно, пессимистически... - Валентин внезапно умолк и уставился на Женькину штормовку. - А что там у вас шевелится?
       И он протянул руку к припрятанной добыче. Женька ухватила его за рукав фуфайки и изо всей силы рванула вниз. От неожиданности Валька потерял равновесие, ноги его соскользнули с решетки, и он провалился до пояса вниз. Страшасики разом в него вцепились.
       - На помощь! - Валентин замолотил руками по воздуху, пытаясь выкарабкаться.
       Мешок со стимулином упал вниз, и зверей обсыпало белым порошком.
       - Они же погибнут! - возмутилась Женька, переживая за милых ее сердце страшасиков.
       Рем вручил Женьке поросенка и прошипел:
       - Чтобы духу твоего здесь не было, поняла?..
       Женька молча кивнула и помчалась по “полосе безопасности” к барьеру. При каждом ее шаге сквозь решетку высовывались все новые и новые щупальца страшасиков, будто волшебная поросль мгновенно вырастала по краям решетки и тут же исчезала. Лишь перепрыгнув через барьер, Женька перевела дыхание.
       Коляй же пребывал в растерянности, не зная, кому же в эту минуту должен подсобить. То ли нынешнему боссу, который махал руками, призывая на помощь, то ли Рему, который стоял на решетке и смотрел, как страшасики заживо пожирают человека. Наконец решив, что у Валентина силы побольше, Коляй протянул ему руку. Но Рем пнул его в грудь, и Коляй отлетел в сторону, уронив насос и выпустив из рук шланг.
       - Спокойно, Коляй, не мешай нам. У нас серьезный разговор, - сказал Рем, подражая глумливому тону “водного короля”. - Я - человек гуманный и непременно ему помогу, если он мне три литра долга простит... Ах нет, я неправильно выразился. Заплатит мне три литра за услуги по его спасению.
       - Сволочь!
       - Возможно. Но советую поторопиться с ответом.
       Валентин вновь дернулся и вдруг, завизжав совершенно по-бабьи, выкрикнул троекратное: “Да! Да! Да!”
       Тогда Рем припечатал тяжелым ботинком нежные страшасиковы щупальца, обвившие решетку, ухватил Водника за ворот фуфайки и потащил наверх. Да только страшасики держали добычу крепко. Лишь когда Коляй подхватил шефа с другой стороны, вдвоем они наконец вытянули Валентина. Вид у Водника был самый плачевный: сапоги, носки и нижняя часть комбинезона достались страшасикам. На пострадавшем сохранились лишь обрывки, чем-то напоминающие шорты, а ноги его сделались полосатыми, светлые с темным. Когда Вальку потащили к барьеру, они беспомощно волочились по решетке.
       - Насос не упустите, идиоты, - бормотал Валентин. - Страшасики шланг перегрызут.
       - Уже перегрызли, - обреченно выдохнул Коляй.
       - Зато какие завтра будут надои, - с наигранной восторженностью воскликнул Рем.
       - Надои, да... - повторил Коляй и запнулся, что-то важное для себя осмыслив.
       В следующую минуту он мчался назад, к брошенному на решетке мешку. Там, в резервуаре насоса, собралось немного воды. Рем сообразил это слишком поздно: Колькины шаги уже грохотали по лестнице.
       - Я с вами посчитаюсь. - Валентин с трудом перевалился через барьер. - Со всеми...
       Идти он не мог и стал ползти, оставляя за собой темно-красный след. Женька в ужасе попятилась. Рем перепрыгнул через барьер и склонился над раненым.
       - Может, помощь нужна? - спросил с притворным сочувствием. - За отдельную плату, разумеется.
       Теперь он говорил со всесильным “водным королем” тем же тоном, что с Женькой и Коляем.
       - Охрану позови, - пробормотал Валентин, странно хлюпая носом.
       - Чтобы тебя повязали?
       - Дурак! У меня с ними договор. А Коляй твой сволочь! Да и ты не лучше... А охране в будку не стучи, они в бытовке сидят... - крикнул он вслед, когда Женька с Ремом уже спускались по лестнице.
       И вдруг в голос завыл:
       - Ой, мамочки, ой больно-то как!


       ХХХ

       Женька устроила страшасика на полу в Ремовой комнате, расстелив драную циновку и накрыв зверя своей многострадальной штормовкой. Построенный на живую нитку дом мгновенно пропускал холод с улицы. А ночью опять ожидались заморозки.
       Рем прошелся от двери к окну, будто что-то решая, потом остановился перед шкафом, достал флягу и мутный, не мытый со дня производства стакан. Налил до половины и поставил на стол. Потом взболтнул флягу, чтобы убедиться, что там еще осталась вода, и спрятал ее в шкаф.
       - Пей, - приказал он Женьке, а сам отошел и уселся на диван.
       На стакан с желтоватой водой он старался не смотреть. Женька схватила стакан, сделала глоток и остановилась...
       - А ты?
       - Моя норма вышла. - Рем отвернулся.
       - А то, в шкафу?
       - То, что в шкафу, тебя не касается. Это не твое и не мое. Это для Сашеньки... - понизив голос, сказал Рем.
       Когда он вспоминал о Сашеньке, внутри него будто падал камень, и даже злость теряла силу - ее выдавливала тяжесть непоправимого. Когда Рем говорил о Сашеньке, он сам удивлялся тому, что в нем есть что-то очень хорошее, и любил иногда этим хорошим покрасоваться. Но сейчас он испытывал лишь тоскливое сосущее чувство, от которого впору выть или хвататься за ружьё. Хотя, нет, конечно он красовался, потому что половина стакана мутной, технической очистки воды ничем Сашеньке помочь не могли. Страшасикова вода излечивает. А эта... Эта только для поддержания тела в рабочем состоянии.
       Рем вздохнул: сейчас бы содрать с себя сопревшие от пота и грязи тряпки и нырнуть с размаху в холодную синь озера, в ледяную обжигающую воду. Он даже привстал, будто в самом деле собрался куда-то идти, и только тут сообразил, что озера больше нет и на его веку никогда не будет. Даже если он доживёт до ста лет. Только он не доживёт.
       - Сколько тебе лет? - спросил он Женьку, прикидывая, сможет ли дожить до какой-нибудь путной жизни она.
       - Семнадцать.
       - Врешь.
       - Ну, шестнадцать... скоро будет.
       Нет, она тоже не доживет.
       - А тебе сколько лет? - спросила Женька.
       Она сидела на полу и гладила бородавчатую голову страшасика.
       - Много. Двадцать семь исполнилось весной.
       - А, это ерунда, - махнула рукой Женька. - У нас в школе девчонки говорят, что надо за старичков замуж выходить - у них генетический код устойчивее. Так что двадцать семь лет - это хорошо...
       - Дура! - оборвал ее рассуждения Рем.
       Она поначалу не поняла, потом вскочила, затопала ногами от обиды и разрыдалась.
       - Как ты смеешь! Как смеешь!
       - Ладно, ладно, я не хотел. - Рем обнял ее за плечи. - Честно, не хотел... Ну. перестань.
       - И я не хотела, я же просто так, к слову, - лепетала Женька, размазывая слезы по лицу. - А ты...
       Он взял стакан со стола и поднес к Женькиным губам.
       - На, выпей, успокойся. Видишь, все хорошо.
       Она мгновенно, в два глотка, выпила воду и в самом деле успокоилась.
       - А Сашенька, это кто? - Рем почувствовал, как под его ладонью сжались ее плечи.
       - Сашенька - это мой сын. Большой уже. Пять лет. Мама говорит, что только идиоты заводят сейчас детей.
       - Его мама? То есть, твоя жена? - не поняла Женька.
       - Нет, моя мама.
       - А... Жена твоя где? Умерла?
       Рем помолчал.
       - Уехала. Далеко. В экологически чистую зону.
       Это в самом деле было далеко - как за тридевять земель.
       - Говорят, там воды пруд пруди, то есть без всяких талонов и почти бесплатно, - бормотала тем временем Женька, - у нас все девчонка в классе мечтают в экологически чистую зону пробраться, хоть прислугой, хоть проституткой - неважно. Говорят - все лучше, чем здесь. Но я так думаю, что проституток там столько не требуется, так?
       “Интересно, она просто дура, или дура, потому что ей пятнадцать?” - подумал Рем.
       - А я бы ни за что ребенка не бросила, - продолжала рассуждать Женька. - Давай мы твоему Сашеньке страшасика подарим, когда поросенок поправится. Мальчик будет пить чистую воду...
       - Прекрати! - оборвал ее Рем. - Ты своим недоношенным поросенком хочешь весь мир спасти. А он, может быть, после моей операции вообще воду давать не будет, - выговорил злое, и на мгновение стало легче. Но только на мгновение. Опомнившись, сказал примиряюще: - Спать пора, полночи уже прошло.
       И он стал торопливо обустраиваться: стащил с дивана одеяло и подушку, бросил на голую кровать, туда же добавил ватник. Попробовал - ничего получилось, сетка не режет бока. Женьке он щедро предоставил свой диван и свою штормовку.
       - А меня родители холят и лелеют, - сообщила Женька виноватым тоном. - На дачу вывезли, каждую неделю двойную порцию воды привозят. И всякие там защитные маски, шляпки, таблетки. А сами себе даже хороших защитных очков не купят. Мама слепнуть начала, ничего почти не видит. - Она всхлипнула и замотала головой. - Рем, ну почему так?..
       - Не знаю, - буркнул Рем и, завернувшись в одеяло, улегся на кровать.
       Сегодняшний день его измотал. Разбираться в мировых проблемах не было сил. Ему бы с Сашенькой, матерью, Валентином, работой, охотой, страшасиками разобраться. А тут еще Женька свалилась на голову. Он прижался лбом к ледяной бетонной стене. Невольная дрожь пробежала по телу, и он вновь почувствовал боль воспалившихся укусов и противную сухость во рту. В мозгу пульсировало одно короткое слово: вода, вода, вода. И сразу же представилось озеро, и он, Рем, еще ребенком, бежит по берегу и кричит что-то веселое и бессмысленное, ускользая от набегающей волны. А озеро синее, с бирюзой, волнуется, плещет волной, шумит...
       - Мама, пойдем купаться! - кричит Рем и захлебывается от радостного смеха.
       Мать отрицательно качает головой:
       - Нельзя.
       - Почему? - Он не может понять.
       - Вода грязная.
       - Где же грязная?! - Рем захватывает полные пригоршни. - Смотри... - и замолкает.
       Вода в самом деле с мутью: зеленоватые мелкие крапины мельтешат в воде. И если присмотреться, то можно различить среди волн густые-прегустые зеленые плети - будто диковинные страшные звери притаились в озере.
       Рем разжимает ладони, и вода проливается на песок.
       - А когда можно? - спрашивает он тихо. - Через неделю можно?
       - Нет.
       - Через месяц?
       - Нет.
       Рем растерянно вертит головой.
       - А когда можно?
       Мама молчит.
       “Никогда”, - доверительно шлепает возле его ног вода. Никогда! Никогда для меня, и значит уже неважно, синее при этом озеро или черное, и воняет тухлятиной. Для меня - никогда... ДЛЯ МЕНЯ... ДЛЯ МЕНЯ...
       Рем дернулся и проснулся. Левая половина онемела от холода, идущего от стены, зато справа его согревало что-то теплое и мягкое, одновременно сковывая и не давая двигаться.
       “Ну вот, - улыбнулся про себя Рем, - как всегда, девчонка лезет первая, а потом...”
       Рем осторожно протянул руку. Пальцы коснулись грубой шершавой кожи, нащупали короткую беспалую лапу. Рем обернулся. Рядом с ним лежал поросенок-страшасик и доверительно сопел носом.
       - Пошел вон! - рявкнул Рем в сердцах.
       Поросенок испуганно взвизгнул и спрыгнул на пол. Женька с бессмысленным со сна лицом вскинулась на диване.
       - На постель ко мне прилез, зараза, - Рем отпихивал страшасика ногой, потому что тот опять норовил запрыгнуть на кровать.
       - И чего кричать-то! - покачала головой Женька и ласково обратилась к страшасику: - Иди ко мне, лапушка, дядя плохой, бяка, а не дядя.
       - Я тебе покажу - “иди”! - повысил вновь голос Рем. - На мою постель всякую дрянь таскать!
       - “Твоя постель”, - передразнила Женька. - И та - тоже твоя? Не много ли будет, собственник?
       Поросенок тем временем, как кошка, вспрыгнул ей на колени, и она принялась чесать его бородавчатую голову. И что Рем теперь будет делать с этими двумя? Выгнать? Нет, выгнать Женьку у него не поднималась рука. Девчонка так привязалась к нему, что не отдерешь. Намертво присосалась, как страшасик.
       - Смотри, - засмеялась Женька. - Он, как котенок, жмурится и урчит. Надо каждому заиметь ручного страшасика и пить из него воду. Здорово, да?..
       При словах о воде что-то помутилось в голове у Рема. Исчезла комната, Женька, страшасик. Он видел воду: целый поток зеленоватой искрящейся на солнце воды катился навстречу. Рем вытянул руки, как слепой шагнул к шкафчику , достал флягу и с жадностью глотнул. Про себя он решил, что сделает только один глоток, чтобы смочить рот. Но лишь только ощутил на губах влагу, как уже не мог оторваться, пока не выпил все до дна. Все, что с таким трудом берег!.. Потом, опомнившись, тупо уставился на пустую флягу.
       - Ты же говорил, что это для Сашеньки, - не удержалась и напомнила Женька.
       Ехидные слова иглой впились в сердце.
       - Да, говорил! - Рем швырнул флягу в угол. - А теперь передумал! Плевать! На всех плевать! - Он схватил стул и грохнул об пол, ветхий стул тут же рассыпался на куски. - К черту! Понавязалось баб и ребятни на мою голову! Да еще поросят приволокли! - Будто сообразив, что речь идут о нем, страшасик нырнул под диван. - Надоело! Оставьте меня в покое! - Рем затравленно озирался, ища глазами, чтобы еще разбить, кулаки его конвульсивно сжимались и разжимались.
       Женька сжалась в комок и втянула голову в плечи.
       - Рем, миленький, я бы тебе свою карточку отдала, да только меня воды на месяц лишили, - проговорила она жалобно. - Но если мама мне воды привезет, то я...
       Рем шагнул к ней.
       - Что ты говоришь?! Что ты такое говоришь?! - Голос его внезапно угас, и Рем опустился на пол рядом с диваном и ткнулся лицом в Женькины колени. - Что ты такое говоришь? - повторил он едва слышно.
       - Я про карточки говорю... - ответила она так же тихо и, наклонившись, коснулась губами Ремовых волос.
       В этот момент дверь тихонько скрипнула и приоткрылась. Рем обернулся. Толстая физиономия комендантши просунулась в комнату, глаза шарили вокруг с любопытством.
       - Чего вам? - спросил Рем, запихивая коленом страшасика подальше под диван.
       - Вызывают тебя по видеофону, - отозвалась комендантша после паузы, буравя глазами Женьку. - Дамочка какая-то пожилая. Говорит, что важно.
       - Сашка! - догадался Рем и вскочил.

       ХХХ

       Рем толкнул калитку. Краем она скребанула по земле и нехотя приоткрылась. За забором качался на ветру сухостой малиновых побегов и сирени. Несколько кустов дали все же ростки, и среди голых ветвей тлело два или три призрачных цветка. Из засохших весной почек теперь неожиданно выдвинулись красные побеги, похожие на тупые сабельки. Дом, лет двадцать не крашенный, весь в струпьях облезшей краски, осел от старости на один бок.
       Высокая немолодая женщина в коротко остриженными, светлыми, как у Рема волосами, вышла на крыльцо и вместо приветствия едва заметно кивнула. Рем шагнул к двери, потом на секунду замешкался и сказал:
       - Это Женька.
       - Инга Сергеевна, - представилась хозяйка и взглянула на гостью без тени симпатии.
       Женька торопливо скользнула в дом вслед за Ремом. Внутри было прохладно и прикрыто от света, но сумрак не мог скрыть беспорядка и обилия старых вещей. Всюду по стенам, в каждом удобном или попросту пустом месте висели картины, прикрывая щели и дыры в обоях. Маленькие дилетантские пейзажи на оргалите в корявых рамочках. Всей пейзажи с озером - синим, зеленоватым, бирюзовым. А над озером непременно голубое небо, вокруг озера сосны, валуны, тростник. По два, по три раза писалось одно и то же место. Постепенно от входа вглубь дома, от ранних пейзажей, написанных еще на пленере, к поздним, повторенным по памяти, копилась фальшь. Оттенки синего на воде становились все ярче, небо - все нежнее, стволы сосен, прописанные одним оранжевым кадмием, горели, как безумные факелы. Внезапно ряд этот обрывался над верандной дверью: здесь висел большой холст с черным мертвым озером и сошедшим с ума солнцем над ним.
       Рем оставил объемистую сумку на веранде и распахнул двери в комнату. На широкой взрослой кровати лежала большая кукла с раздувшимся серым лицом и узкими щелками глаз. На макушке торчала прядка светлых волос. Рем присел на край кровати. Тогда кукла зашевелилась, и в щелках глаз мелькнул отблеск, будто пробежал световой зайчик.
       - Пап, - сказала кукла и вытянула из-под одеяла толстую, с раздувшимися пальцами, лапку. - Я скоро научусь... - пробулькала тихо кукла.
       - Сашенька... - прошептал Рем и замолк.
       Только теперь до Женьки дошло, что на кровати лежит ребенок. Живой ребенок. Хотелось заорать и немедленно броситься вон из комнаты. Но ноги обмякли и не слушались, а голоса не стало.
       - Смотри, - прошептал Сашенька и стянул одеяло, открывая шею с толстыми раздувшимися складками. - Видишь, воротник, как у страшасика. Я скоро научусь накапливать воду... Да, скоро, смотри... - толстыми непослушными пальчиками Сашенька взял с тумбочки булавку и ткнул в тыльную сторону ладони. Прозрачная капелька выступила на коже. - Видишь?! - радостно крикнул он. - Видишь! Это же вода... Я буду страшасиком. Сделаю много воды и тебе, и бабушке, и Толику, и Таньке.