Официальный сайт Марианны Алферовой

Любимая Сцилла

Марианна Алферова

Кормчего разбудило пение сирены. Звучало оно тихо и призывно, но без особой силы – хватило лишь на то, чтобы дойти до окна и распахнуть ставни.        Сегодня корабль отправляется в рейс. Сколько их было, этих рейсов? Кормчий престал вести счет после двадцатого. Первый был подобен песне. Второй уже нес привкус привычности. Десятый ничем не отличался от предыдущего. Впервые ощутив в руках кормовое весло, думал Кормчий, что отправится к пределу круга земного, поглядеть, что за острова лежат там, что за чудища живут дивные. А может и за сам край круга заглянет и познает неведомое. Но раз за разом вел он свой корабль из одного порта в другой по проторенному пути, возил негоциантов с грузами (зерно, амфоры с вином, пряности и тонкие льняные ткани), наемников от одного царя к другому, плясунов канатных и прочих лицедеев (тех ветер гнал, будто осеннюю листву). Туда возил и обратно.       Где-то с двадцатого раза весла кормчего, корабль, соленые брызги превратились в приметы обязанности, а не мечты. Стали интересовать золотые, и их число, стало самым важным, сколько заплатят за рейс. Платили прилично, в два раза больше, чем гребцам. Почти щедро, если учесть, что Кормчий ничем не рисковал. После тридцатого рейса(или сорокового, точно уже он сказать не мог) Кормчий начал полнеть. Обзавелся заметным, похожим на арбуз животом, на боках появились безобразные нашлепки жира. И это при том, что ноги остались прежними, худыми, жилистыми. Выглядело комично. Он стал носить тунику со складками и обзавелся синей хламидой, приобрел дорогую фибулу и скалывал ткань на плече. Хотя это было глупо – придавать такое значение внешности. Пусть юнцы тренируются в гимнасиях, валяются в песке, натираются маслом – человеку солидному смешно думать о мелочах. К тому же в доме не было зеркала, (как и хозяйки), и свое отражение Кормчий мог видеть лишь в стоячей воде пруда, когда ходил слушать песни Сирены. Но Сирена выглядела куда безобразнее. Так что по поводу внешности не стоило волноваться.        А потом вместо Кормчего кто-то назвал его Кормиком, и прозвище прилипло. Вот это было уже действительно обидно. Это бесило. Но сделать ничего с этим было нельзя.       Он стал попросту перевозчиком. Он пытался сравнивать себя с Хароном, в таверне Циклопа, когда ставили на стол наполненный о краев кратер с вином, Кормчий вечерами пространно рассуждал о том, что между ним и Хароном нет фактически разницы, оба имеют дело со смертью, только угодившие в челн старика Харона уже потеряли всякий шанс, а из плывущих на корабле Кормчего лишь трое должны погибнуть. Остальные уцелеют и достигнут цели. Правда, иногда случается, что погибает и больше – четверо, пятеро, шестеро… Шестеро в особо неудачных рейсах. Но больше шести – никогда. Потому как у Сциллы шесть голов. Говорят, раньше был больше. А теперь всего шесть. Да и то две почти полностью ослепли и могут разве что вцепиться зубами в борт и терзать в ярости дерево, затопляя палубу пенной слюной.       Так что, если вдуматься, то Кормчий лучше Харона.        – Но Харон-то бессмертен, – непременно напомнит кто-нибудь и испортит весь вечер.        В этот раз парень, сказавший обидные слова, вышел из темного угла и подсел к столу. Выложил перед Кормчим тяжелый кошель.        – Возьми меня в этот рейс, Кормчий… – парню было лет двадцать, а может, и меньше. Темные волосы его вились и были обхвачены вокруг головы алым шнурком.        Давно в этой таверне его не называли Кормчим. Только Кормиком.        Кормчий потянул завязки кожаного мешочка. Внутри блеснули золотые монеты.        – Тут хватит на четыре рейса.        – Это за один.        – Тогда место можешь занять самое лучшее. На корме.        Все знали, что место на корме возле Кормчего самое безопасное. Бывало, дурачки даже пробовали держаться за кормовое весло, дабы вынырнувшие из тумана огромные собачьи головы на гибких шеях приняли их тоже за кормчих. Иногда это помогало. Иногда нет. Но этот парень вряд ли будет рядиться в чужие личины. Он смел и дерзок, непременно встанет у борта, как многие до него. И заплатит за это кровью. Зато среди сбившихся в кучу и блеящих от страха пассажирах будет меньше жертв.        Но парень неожиданно согласился плыть на корме.        – Спасибо, придержи для меня место.        – Как звать тебя? – спросил Кормчий.        – Перикл.        – Неужели?.. Так ты…        – Нет, нет, к тому правителю Афин я отношения не имею. Просто у меня точно такое же имя. Только и всего.        В самом деле, смешно как-то вышло. Показалось. Может быть, потому, что слишком часто подливал Кормчий вино из кратера в свой бокал. Те времена давным-давно прошли. Остались лишь назидательные истории, которыми любят поучать детей в школах. У того Перикла было прекрасное лицо и безобразная форма головы, он носил повсюду позолоченный шлем, а этот… обычный парень, и профиль у него совсем не героический.        – Перикл погубил Афины, – сказал Силан, ростовщик. Он тоже собирался плыть, и купил место на корме.        С ним отправлялись в плаванье шестеро телохранителей. Силан не мог погибнуть, потому что седьмой головы у Сциллы попросту не было.        – Вранье, – сказал нынешний Перикл, обидевшись за тезку, и щеки его залила краска.        – Тогда объясни нам, почему Афины погибли! – хмыкнул Силан. – Ага! Молчишь!        – Афины не могли погибнуть, они бессмертны, – ответил Перикл.        – Но люди умерли, – заметил Кормчий.        – Да, люди… – Перикл глянул на Кормчего многозначительно.        – Кстати, Кормик, у тебя есть охрана? – спросил Силан.       – Нет.       – Но тогда тебя тоже могут сожрать. Кто в этом случае будет править кораблем? – не унимался Силан.       – Меня – не могут, – буркнул Кормчий.       – Ты что, заключил со Сциллой договор?       – Нет, не заключал. Но она сама прекрасно понимает…       – Понимает? – расхохотался Силан. – Эта тупая тварь ничего не понимает! Тебя могут сожрать точно так же, как и любого гребца или негоцианта.       Шестеро телохранителей Силана принялись громко свистеть.        Кормчий поднялся и вышел из таверны. На душе было паршиво.        «Не хочу никого возить… давно уже никого не хочу возить. Не хочу слышать вопли умирающих и хруст костей на красных от крови зубах Сциллы. Не хочу видеть, как льется на палубу кровь…»        Но он знал, что это пустой крик души, что завтра он выведет корабль в море просто потому что не умеет ничего больше делать – только управлять кораблем.        Неужели Силан прав, и безопасность Кормчего – всего лишь иллюзия, старая байка. Просто головы Сциллы хватают людей прежде всего возле бортов, а до кормы не доходит очередь. И неуязвимости нет, так же как нет бессмертия?        «Дурак! С чего ты ему поверил? Откуда этот жирный может знать подобные вещи?» – раздраженно думал Кормчий, освещая тропинку полотняным фонарем.        Кормчий так часто ходил по этой тропинке, что земля сделалась плотной и серой, но все равно всякий раз с обрыва срывался какой-нибудь камень.        «Прежний Кормчий правил кораблем двенадцать лет. А сколько я?..» – Кормчий остановился и попытался счесть годы.        Но он не считал, сколько лет назад сел за кормовые весла. Как не вел счет тому, сколько раз выходил в море. Он помнил только первый свой рейс и рейс последний. А между ними была пустота, именуемая однообразием.        Кормчий тряхнул головой, и в тот же момент услышал чьи-то шаги. Кто-то шел по тропинке. Вернее, бежал. Торопился догнать. Кормчий прислушался. Человек был один. Кто это? Один из постояльцев Циклопа? Приметил, что Перикл расплатился с Кормчим полновесной золотой монетой и теперь торопился нагнать?..        Кормчий повернулся, переложил в левую руку медное кольцо фонаря, правой извлек из ножен клинок. Когда-то он неплохо владел мечом. Но давно уже не тренировался. Обленился. Да и зачем? Сжимая двумя руками весла, меча из ножен не извлечешь. Да и не удавалось никому еще отбиться от Сциллы. Ни копьем, ни мечом. И стрелы, даже отравленные, тоже не помогали. На корабль кормчий всегда всходил безоружным.        Кормчий прислонился спиной к скале и стал ждать. Бегущий по тропинке наконец появился. Это был Перикл. Увидев в руке Кормчего клинок, юноша остановился.        – Эй, что с тобой, Кормчий? Решил, что я – грабитель? – Перикл рассмеялся. – Ну ты даешь! Сначала заплатил, потом решил отнять монеты?!        – Не исключено. – Кормчий не торопился прятать клинок. – Многие так делают.        – Я всего лишь хотел спросить. И чтобы не при всех…        – О чем?        – Ты видел Харибду?        – Мы всегда держимся поближе к Сцилле, потому от корабля, попавшего в пасть к Харибде, остаются только щепки.        – Я знаю! – Перикл нетерпеливо махнул рукой. – Но может быть, ты видел ее издалека? Она три раза в сутки заглатывает воду из пролива, а потом извергает ее обратно. Ты должен был видеть фонтан воды.        – Издалека видел, – хмыкнул Кормик. – Видел, как она проглатывает корабли. Однажды мы даже спасли человека, который сумел уцепить за мачту и выплыть из водоворота. Всех Харибда проглотила, а этот парень уцелел.        – Как давно это было? – живо спросил Перикл и нахмурился.        – Не так и давно. Лет пять или шесть? Ну, может быть, семь… Не больше семи.        Перикл вздохнул. Повисла тягостная липкая, как стол в таверне, пауза.        «Я только что убил в парне надежду», – подумал Кормчий.        – Сколько лет ты сам плаваешь?        – Это неважно, – Кормчий вложил меч в ножны и зашагал к дому.        – Это очень важно! – крикнул Перикл.              2               В этот рейс пассажиров набралось больше обычного. Кроме Силана и его людей ехала еще большая семья – человек восемь взрослых и столько же детей. Они взяли самые дешевые места и расположились по правому борту. В этом рейсе именно с правого борта могла появиться Сцилла. Здесь же справа расположились трое наемников в полном вооружении. Они ехали на службу за море и уже прокутили аванс. Кормчий вез их бесплатно. Как балласт и приманку. Возможно, кому-то из троицы повезет, и головы твари схватят других. Трех подряд, во всяком случае, они не сожрут.        Слева расположились две богатенькие девицы с многочисленной прислугой и охраной. То ли шлюхи, то ли дочки какого-то богатея. Таких почему-то никогда не выбирают на обед головы Сциллы. Хотя был один случай… Или не было? Может быть, Кормчий просто придумал такое, как говорится, ради справедливости?        Силан уже расположился на корме. Телохранители негоцианта оттеснили Перикла к самому борту, но тот как будто и не возражал.        Кормчий занял место у рулевых весел, хлопнул красно-желтый парус, наполняясь ветром, вонзились в зеленую воду весла.        Корабль вышел из бухты.        Где-то далеко причитала Сирена.        По обычаю корабль провожал Циклоп, он бросил вслед уходящему кораблю камень. Средних таких размеров камешек. Тот плюхнулся в пенный след за кормой.        Дурацкий обычай! В глубокой бухте образовались уже самые настоящие рифы, которые приходится обходить, выходя в море и возвращаясь домой.               3               В них не было ничего странного, в этих сиренах. Просто им нужны были мужики на островах, и они завлекали мореплавателей пением. Потом, когда их выловили и привезли в гавань, все увидели, что нет у них ни страшных острых когтей, ни зубов, и поют они вовсе не так уж хорошо. То есть очень даже неплохо поют, и бывает, молодые ребята буквально сходят с ума, наслушавшись их песен, но если не пить слишком много хиосского вина, а главное, внимать их пению на свежем воздухе, а не в душной таверне Циклопа, то ничего страшного с тобой не случится.       Зато под пение Сирен легко подниматься по утрам.        – Скоро будет Скала Сциллы? – спросил Перикл, подсаживаясь ближе к Кормчему.        – Я скажу.        – А как звали того человека, которого ты спас?       – Не помню.       – Может быть, его тоже звали Перикл?       – Нет, если бы его звали Перикл, я бы запомнил. У него было какое-то другое имя.       – Какое?       – Н-не знаю. А что, это был твой отец? Или дед?       – Отец плавал к Харибде.       – Ах, вот в чем дело. И ты надеешься его найти?       – Нет.       – Давно пропал твой отец?       – Двенадцать лет назад. Он ушел в плаванье один и не вернулся.       – Глупо.       – Кто спорит.       День был чудный, не жаркий, легкий попутный ветер, и волнение в меру. Трое или четверо сегодня умрут. Головы Сциллы слопают несчастных, когда корабль будет скользить мимо серой мрачной скалы, вершина которой поросла бурым кустарником, а в трещинах белеют человеческие кости. Каждый молится, чтобы несчастливцев оказался его сосед. И только такие как Силан гарантируют себе безопасность, не полагаясь на капризный случай.       «Хорошо бы, Сцилла схватила Силана», – подумал Кормчий, но он знал, что такого не может случиться.       Шесть телохранителей заслонят своими телами хозяина.               4               Скала Сциллы возникла, как всегда, внезапно. Не как другие скалы издалека, медленно приближаясь, будто поднимаясь из воды. Нет, эта возникла разом, огромная серая глыба нависла так, что едва борт корабля не задел каменной стены, но Кормчий успел отвести корабль подальше, чтобы не поломать весла по правому борту.        – Сцилла! – крикнул Кормчий, хотя самой твари еще не было видно.        Женщины заголосили, накрывая платками головы. Дети заплакали. Наемники схватились за мечи. Силан пригнулся, прячась за спинами рабов. Перикл выпрямился и шагнул к борту, затем вскочил уже на самый борт. Мгновение стоял, балансируя, а потом перепрыгнул на скалу.        Гребцы налегали на весла изо всех сил. Корабль яростно пенил воду носом. Скала была огромной, справа все тянулась и тянулась однообразная серая каменная стена. Белели кости. Кормчий вдруг заметил на серых камнях цветные лоскутки, то ли обрывки одежды, то ли приношения богам, брошенные здесь суеверными пассажирами.        Стена все не кончалась.        Но и Сцилла не появлялась.        «Прежде не замечал я, как огромна эта скала, – подумал Кормчий, – как она отвратительна и уныла».        Не замечал, потому что прежде непременно была смерть и кровь. Когда ее не стало, все изменилось.       Могла Сцилла заснуть? Почему бы и нет?        Может быть, он состарилась за эти годы. Сцилла бессмертна?       Кто это сказал?        Скала исчезла. Вокруг плескалось море.        – Ура! – вдруг крикнул кто-то испуганно тонко.        – Ура! – подхватили другие.        – Сциллы нет! Больше нет Сциллы!        – Ее убил Перикл, – сказал кто-то.        Кормчий не стал спорить.               5               На обратном пути пассажиров набилось столько, что корабль едва двигался. Сильный порыв ветра мог его опрокинуть, но, к счастью, ветра не было. Парус повис безвольно, шли только на веслах.        – Сциллы больше нет! – распевали во все горло пассажиры и передавали друг другу глиняную бутылку с вином.        Когда возникла серая скала, все кинулись к левому борту. Смотрели из-под руки, кричали, кидали заранее припасенные бутыли с камешками и помоями.        И вдруг откуда-то сверху, мгновенно, быстрее молнии, рванули шесть голов, разом сомкнулись огромные челюсти, брызнула кровь, захрустели кости, стон повис над кораблем. Побросавшие весла гребцы ударились в панику. И только окрик надсмотрщика, а пуще удары бича, заставили паникеров схватиться за весла. А головы Сциллы на тонких подвижных шеях не торопились прятаться. Они яростно двигали челюстями, надеясь проглотить добычу до того, как перегруженный корабль минует скалу. Весла вонзались в воду, хрипели гребцы, но корабль как будто застыл на месте.        И тогда кто-то спрыгнул на корму рядом с Кормчим.        – Держи подальше от Сциллы! – крикнул прыгун и вцепился в весло.        Кормчий узнал Перикла.        – Но там Харибда… – выдохнул Кормчий.        – Поворачивай! Нет никакой Харибды! Давно уже нет! Поворачивай! – Перикл налег что есть силы на весло.              6              – Я сидел на скале двенадцать дней, дожидаясь, пока вы поплывете обратно. Я смотрел в ту сторону, где должна быть Харибда и не видел ее. Море было спокойно. Ни разу не появился страшный водоворот. Ни разу море не пыталось заглотить корабль. А ведь она должна появляться трижды в сутки.       – Но она была… – вяло возразил Кормчий.       Они сидели в таверне Циклопа.       – Все понятно, – объяснял какой-то толстенький среднего достатка негоциант. – Если в ту сторону Сцилла никого не забрала, она взяла положенную ей дань на обратном пути. Справедливо. Все мире справедливо. Нужен порядок. К примеру Сцилла пропустила в одну сторону корабль без кровавой дани. И что хорошего из этого получилось? На обратном пути возникла паника, кормчий растерялся, корабль едва не утонул.       – Правильно… – подтвердил парень в белой аккуратной хламиде писца, на которую пролил уже изрядно вина. – Слава царю и богам!       – Нет больше никакой Харибды, – Перикл наполнил вновь чашу и опрокинул залпом.       – Почему ты так уверен? – ехидно прищурился негоциант.       – Мой отец нагрузил корабль смолой и греческим огнем и направил в пасть этой твари. Он клялся, что успеет спрыгнуть. Но, видимо, не успел. Но Харибда сожрала его корабль и подавилась, навсегда упокоилась на дне морском. Нет нам больше нужды плавать рядом со Сциллой, раз Харибда нам не угрожает. Тот путь длиннее, но он безопаснее, а Сцилла скоро умрет от голода, если мы не будем приближаться к скале.       – Нет! – гневно воскликнул писец и грохнул пухлым кулачком по липкому от вина столу. – Все это вранье. Харибда на месте. Только затаилась. Она хитрая тварь, стоит кому-то подойти ближе, и она тут же пожрет весь корабль. Уж лучше пожертвовать тремя, чем всем кораблем. Наш путь пролегает рядом с любимой Сциллой. Это наш единственный путь. И другого не будет.       – Наша любимая Сцилла, – зашелестело в таверне.       – Вы ее любите? – изумился Перикл.       – Еще Гомер указал нам путь возле этой скалы, – напомнил писец. – Единственный путь.       – Кровь, пролитая Сциллой, красит море…        Виноцветное море мое       Пропела сирена.       Кормчий поднялся, накинул на плечи хламиду и направился к выходу. В руке, как обычно, нес он фонарь.       Пройдя половину пути до дома, остановился и стал ждать, поставив фонарь на выступ в скале. Не удивился, когда услышал шаги.       Перикл запыхался, нагоняя.       – Я не понял, за что они любят Сциллу?       – Как за что? Глупый вопрос. За пролитую кровь и перемолотые кости. За то, что она никому не позволяет безнаказанно проплыть мимо своей скалы.       – Но ты мне веришь: Харибды нет! – Перикл сжал кулаки.       – Я верю. Но моя вера в данном случае не имеет значения.       – Неужели поплывешь опять мимо Сциллы? – опешил Перикл.       – Конечно.       – Но она будет жрать людей. Опять!       – Конечно, – кивнул Кормчий. – Ведь ты ее не убил.       – Я?! – Перикл задохнулся от возмущения. – Да как… Как я должен был ее убить, скажи! Шесть голов одним коротким мечом… Я не могу.        Кормчийц пожал плечами и пошел к дому.              8              Сирена в то утро пела что-то радостное. Немного фальшивила – с сиренами это случается.       Пассажиры грузились на борт в радостном настроении.       Одно смущало Кормчего – противный запах. Как будто на борту сдохла какая-то тварь и теперь гнила, отравляя воздух. Гребцы обыскали весь корабль, но ничего не нашли.       Гиган, негоциант, плывший с грузом и семью (зачем семь-то?) телохранителями, велел одному из них разлить на корме розовое масло, чтобы отбить запах. Теперь Кормчий задыхался от приторной смеси гнили и духов.       Одна радость: едва они вышли из гавани, легкий ветерок подул им как раз в корму и унес мерзостный запах.       Циклоп запоздало швырнул вслед кораблю камень. Потом еще один. И еще. Говорят, он не просто так швыряет камни, он ставит быки для огромного моста. Когда-нибудь мост построят, и не будет надобности плавать по опасному морю.       Руки привычно держали кормовое весло.       – Куда ты правишь? – спросил вдруг один из путников у правого борта, немолодой, бородатый, в засаленной тунике. По виду ремесленник скорее всего, гончар. – Мы же опять идем к скале Сциллы. А говорили…       – Конечно, – отозвался Кормчий. – Это наш путь.       – Но ведь Харибды нет, – запротестовал гончар, но его тут же кто-то пихнул кулаком в спину.       – Любимая Сцилла, – сказал Гиган.       – Любимая Сцилла, – дружно рявкнули телохранители.       А вот и серая скала. Привычная, почти родная. Корабль сам к ней стремился.       – Течение здесь такое, всегда несет корабль к скале. Противиться – себе дороже, – сказал Кормчий. – В обход нельзя. Гребцы утомятся, запросят больше платы, рейс будет длиннее, масло прогоркнет, заплесневеет зерно. Воды на всех не хватит.        Скала медленно проплывала по правому борту. Сцилла все не появлялась. Кормчий заметил на скалах человеческую голову, еще облепленную кожей, но уже без глаз. Неужели в этот раз будет, как в тот – в одну сторону проходи беспрепятственно, обратно – подавай двойную дань. Что же получается? Раньше платили дань крови все, теперь только те, кто возвращается в гавань?        Кормчий задумался и не сразу ощутил жаркое дыхание за спиной. Он успел оглянуться и увидеть разинутую пасть с длинным серым языком и желтыми острыми зубами. Его обдало смрадом.        «Сцилла обожает запах розового масла», – всплыла неведомо откуда фраза.        Последнее, что увидел Кормчий, это блеск морской глади на солнце, когда его тело вознеслось высоко над палубой. Последнее, что услышал, это голос Гигана:        – Хватайте весло! Скорее! Или врежемся в скалу.        У корабля появился новый кормчий.        – Почему ты не убил ее… – прошептал Кормчий, и изо рта его хлынула кровь.        Руки сделали последнее движение – как будто он выхватывал меч из ножен.        Только он не брал с собой меч в плавание. Никогда.